Люся и Василёк - Страница 2

Утром Люся проснулась и раньше всего спросила:

— Мама, а где же те картиночки, которые ты раскрашивала для меня сегодня ночью?

— Для тебя? — удивилась мама.

— А для кого же? — сказала Люся: — Картинки для книжек ты рисуешь на ватмане, а на картоне всегда для меня.

— А на этот раз для других, — ответила мама. — Для маленьких ребят из детского дома.

Квадратики сохли на подоконнике. На одном был нарисован очень толстый гриб, белый, с коричневой блестящей шляпкой. На другом — две крупные красные ягоды с лапчатым листиком — земляника. На третьем — колодец.

— Мама, а зачем ребятам из детского дома так много квадратиков?

— Совсем не много. Каждому по квадратику. Они прибьют их над вешалками, где пальтишки вешают, и по рисункам научатся узнавать, где чьё пальтишко висит. Ведь они ещё маленькие, читать не умеют.

— А почему ты мне таких квадратиков для пальтишка не рисовала, когда я была неграмотная?

— Потому, что ты у меня одна, а их в детском доме много. Они могут свои пальтишки перепутать.

— Так пусть их мамы находят им пальтишки.

— У них нет мамы.

— Совсем никакой?

— Совсем никакой. Вот поэтому мы с тобой и будем о них заботиться. Хорошо, дочка?

— Хорошо, — сказала Люся и вытянула за колечко нижний ящик от маминого письменного стола. Там было всё Люсино богатство: краски, тетради, куриные пёрышки и тряпочки для куклиных платьев. Все тряпочки Люся собрала в одну кучу.

— Это ещё к чему? — удивилась мама.

— У них, небось, куклы неодетые ходят, — сказала Люся. — Кто же им лоскутки даст, если у них нет мамы?

* * *

Мама и Люся оделись. Сложили свои подарки. Мама положила квадратики в портфель, а Люся запихала тряпочки в корзинку, и они пошли в детский дом.

Улица, где стоял этот дом, называлась переулком. Она была тихая, узкая, а двор возле дома был широкий, и небо над ним было широкое, — его не заслоняли ни крыши, ни дома.

Весь двор был залит солнышком. Снег уже совсем растаял, а в загородке лежал мокрый рыжий песок. В песке валялось чьё-то зелёное ведёрко.

Мама и Люся пересекли двор и поднялись вверх по намытым деревянным ступенькам. Лестница была светлая, на окошке висела белая занавеска, и всюду было так чисто и тихо, как бывает только летом на даче.

Маму и Люсю встретила наверху какая-то женщина в белом халате и шапочке, как у доктора. Люся сперва даже немножко её испугалась, но у женщины не было ложечки в руках и чёрной трубки в кармане. Ей очень понравились квадратики, которые мама принесла для детей.

— Какие чудесные картинки! — сказала женщина в шапочке. — Было бы замечательно, если бы вы сами их отдали ребятам. Если у вас, конечно, есть время. Ребята сейчас обедают. Ну, а если торопитесь…

— Нет, нет, — сказала мама, — я не тороплюсь. Я подожду.

Мама взяла Люсю за руку, и потихоньку, чтобы не мешать ребятам обедать, они подошли к двери той самой комнаты, где ребята сидели за столом.

Комната была большая, светлая. Пол блестел, точно каток.

Посредине комнаты стояли два низких-низких круглых стола, — маме по колено, Люсе по пояс, — а вокруг на совсем уж игрушечных стульчиках сидели ребята и обедали. Самых маленьких няни кормили с ложечки.

Ребята ели долго, искоса поглядывая на маму с Люсей. А Люся и мама стояли всё время у входа в комнату. Мама держала в руке портфель, а Люся — корзинку с цветными лоскутками.

Наконец-то ребята доели кисель. Тут бы и обеду конец, но какой-то мальчик в синем передничке поднял руку с растопыренными пальчиками.

— Чего тебе, Василёк? — спросила няня. — Прибавки хочешь?

Василёк ничего не ответил, и ему дали прибавку. Он съел всё, до последней ложечки, и опять поднял руку.

Люся потянула маму за рукав:

— Мама, а мама, смотри, какой жадный, опять прибавки просит…

Мама засмеялась.

Василёк оглянулся, посмотрел на маму и Люсю и тоже засмеялся.

Потом он бросил ложечку на пол, с трудом отодвинул стульчик и пошёл, ковыляя и перекатываясь на толстых, коротких ножках, прямо к двери, где стояли мама с Люсей.

Он шёл, задрав свою круглую голову, не спуская с мамы больших синих глаз; по дороге он спотыкался, едва не падал. Должно быть, ещё не научился как следует ходить.

Мама наклонилась и протянула к нему руки, а он подошёл к ней, обхватил её колени и сказал, переводя дух:

— Мумуля муя!

— Ах ты, милый мой! — сказала мама и взяла Василька на руки.

— Мумуля муя! — повторил Василёк ещё ясней. У мамы на глазах показались слёзы. Она поцеловала Василька в круглый лобик и спросила ласково-ласково:

— Ну, что тебе, сыночек? Что тебе, маленький мой?

Люся дёрнула маму за платье.

— Сейчас же поставь его на место, — сказала Люся. — А то увидишь, что будет!

Мама сразу же поставила Василька на пол, взяла Люсю за руку и повела её в коридор, в самый дальний угол.

— Что с тобой, Людмила? — спросила она строго.

— Домой хочу, — сказала Люся сквозь зубы.

— У тебя заболело что-нибудь?

— Ничего не заболело… А зачем ты этого чужого, жадного мальчишку на руки берёшь да ещё сыночком называешь? Он что тебе — сын?

— Ах, вот что! — сказала мама и покачала головой. — А, по-моему, это не он жадный, а ты сама жадная… Ну, стой тут в углу, чёрствый ребёнок! Мне очень стыдно за тебя.